Наместник провинции Му Гун трижды пытался поступить в обучение к учителю Мао Йи Вану и трижды получал отказ. Сильно обозлившись после третьего отказа, наместник взял из дома меч и ворвался к учителю. Замахнувшись мечом Му Гун крикнул: - Уж коль ты так привередлив, я убью тебя и твоё учение! Мао Йи Ван бесстрастно посмотрел на лезвие, вознесённое над своей головой и сказал: - Ты можешь убить меня, но сможешь ли ты убить идею? Му Гун, всеркая глазами от гнева воскликнул: -Я убью тебя и твоих учеников, кто тогда будет передавать учение? -Ты можешь убить меня, моих учеников, можешь даже нанять северных варваров и убить каждого из учителей, и их учеников, но убьёшь ли ты этим идею учения? Му Гун призадумался, меч слегка подрагивал в вознесённой руке. -Ты можешь даже договориться с демонами нижнего мира, - Продолжал Мао Йи Ван – Чтобы они подолше задержали нас и не давали нам уйти на перерождение, но точно ли те же идеи что у меня не возникнут у кого-то ещё? Тогда Му Гун сказал: -Тогда я найму самых умных философов и самых опытных кривляк! Я срваняю вашу идею с грязью и втопчу её в пыль, так чтобы одно слово об учении вызывало отвращение и смех, и чтобы вместо подаяния в ваших кружках плескались плевки! Мао Йи Ван слегка поднял бровь: -Да, ты можешь высмеять идею, ты можешь сделать так, что она станет ненужной, но убьёшь ли ты её этим? Рука Му Гуна с зажатым мечом начала подрагивать. -А теперь подумай, - Продолжал ровным тоном Мао Йи Ван – даже если тебе удалось всё, что ты хотел, где осталась идея. А потом подумай, существует ли она, пока её нет ни в одном разуме. И когда она переходит от существования к несуществованию. – И мастер закрыл глаза. Му Гун так и простоял, воздев меч над головой Мао Йи Вана до утра. А утром, опустил руку, пошел в канцелярию и написал признание в растратах. За что и был в скором времени сослан на северные окраины, где и провёл провёл остаток дней отличаясь, по свидетельствам, крайней молчаливостью.
Однажды учитель Мао Йи Ван спросил своих учеников: «Кто достигнет просветления быстрее. Вы, или певичка Цай Пи Гу из соседней деревни?» Первый ученик ответил: «Конечно мы. Мы живём в чистоте, регулярно медитируем, не вкушаем убоины и прочих мирских радостей. Живём тяжким трудом и подаянием, что дают нам в паломничестве.» Учитель промолчал. Второй ученик сказал: «А возможно и Пи Гу. Ведь её жизнь тоже пуста, и она просто заливает пустоту с теми, кто спит под ивой, вкушая множество яств и вина и проводя оставшуюся жизнь в праздности. И рано или поздно само вино станет ей безвкусным, а полёты фениксов будут не приятнее вдоха. Разве не тут наступит полная пустота и отрешенность от мира.» Учитель вновь промолчал. И тогда сказал третий ученик. «Я вчера был у неё, и нам обоим до просветления так же далеко, как до земель бородатых лао ваев.» Тогда Мао Йи Ван трижды ударил ученика посохом. А затем с улыбкой поклонился.
Речка была не очень широкая. Всего каких-то метров двадцать, но судя по пробегающим сверху бурунчикам глубокая и быстрая. Мост через речку, хоть и позволял проехать коню по ширине, но откровенно пугал разнокалиберными слегка ошкуренными брёвнами, отсутствием перил, и быками. Которые казалось были навалены из камней наименее приспособленной для этого формы. Дорога продолжалась за мостом, но почти сразу терялась в ложбинке между двух холмов. Иногда, ветер доносил оттуда лёгкие звуки музыки, и красивый женский голос, ведущий развесёлую песню.
Молодой Гийом-д-Этрэ спешился и тихонько потрогал бревно настила. Вроде держит. Сделав пару шагов по мосту, он вернулся обратно взял за уздцы коня, готовясь тки перейти мост. Но не успел он сделать и двух шагов, как прямо перед ним на мост опустился ворон. Усевшись на самое толстое бревно, птица нахмурилась и смерила Гийома. Сначала правым глазом, потом не удовлетворившись, левым.
-О! Это знак! – Воскликнул рыцарь. – Скажи мне, мудрая птица, что ждёт меня на моём пути?
- Кррах. - Ворон подпрыгнул к рыцарю и клюнул бревно перед его ногой.
-О, спасибо за предупреждение. Но мне ведь надо продолжить мой поиск. Где я найду свой подвиг?
Ворон молча смотрел куда-то за спину рыцарю.
-Даже так… И когда я найду свою цель.
-Никогда! – громко каркнул ворон и чёрной молнией вознёсся верх. А сразу после этого брёвна настила начали слегка дрожать и ходить ходуном.
Гийом –д-Этре обречённо ссутулившись сошел с моста, оседлал коня и медленной рысью отправился назад.
Когда рыцарь скрылся за горизонтом, одна из опор моста зашевелилась, и оказалось, что мост стоит на гораздо более прочной основе. А один из камней – это вполне себе живой и даже довольный тролль. Второй тролль встал во весь рост из кочки, под которую маскировался. На плечо к нему уселся ворон, и стал клевать что то вкусненькое из снятого троллем с пояса кожаного мешочка.
-Вот так, брат Грызь. Даже драться не пришлось, а ты говорил, что птица глупая и ненужная. А он вон как помогает. Расходов нуль. А мост сторожить легче стало.
И раскаты хохота, похожие на камнепад разнеслись над рекой. А после тролли встретились на середине моста и отправились по дорожке меж двух холмов, чтобы присоединиться к главному празднику всех мифических существ, что уже набирал обороты.
В пустыню приходила ночь. Подул легкий ветерок и на раскалённый песок пала благословенная прохлада. Тушканчик высунул любопытную мордочку из норки и удовлетворённо пискнул. Сегодня он наконец-то закончил рыть, и норка получилась что надо. С тремя запасными выходами, кладовочкой и просторной центральной частью, где так удобно сворачиваться в клубочек и спать. Ночь в пустыне наступает быстро и на небе проявились звёзды. Тушканчик хотел было поскакать на поиски вкусных травок, но тут одна из звёзд привлекла его внимание. Она приближалась. На пару мгновений вокруг неё даже появился огненный шлейф, после чего нечто тёмное упало прямо на свежевырытую норку, едва не придавив чудом отскочившего тушканчика. Когда песок чуть осел, тушканчик увидел, что на месте его столь любовно выпестованной норки стоит странная тёмная фигура, изменчивая, пытающаяся застыть в одной форме, но не могущая замереть ни на секунду. -Ты кто? – от удивления тушканчик забыл, что не умеет говорить. читать дальше-Я?-Голос фигуры тоже менялся. Пел, шептал, рычал, нудел и говорил одновременно. – Я… Я не знаю. Может ты скажешь мне кто я. -Нашел кого спросить. – Тушканчик задумчиво почесал задней лапкой за ушком. – Я же маленький, думать не привык. Я только норки… -Тушканчик горестно вздохнул. -А может ты знаешь того, кто сможет ответить? -Нет, откуда мне знать, но если хочешь можно поискать. Только ты учти, я зверёк ноченой, так что днём тебе придётся беречь мой покой. -Да, ты ведь знаешь куда идти. -Нет, не знаю, но тут ведь главное начать. И они направились в путь. Правда найти того, кто даст им ответ они никак не могли не могли. С шелестом расползались змеи, увидев радом с тушканчиком фигуру жищного орла. Прятались по домам люди, видя смерч, протянувшийся до небес и даже не замтив крошечного тушканчика, что скачет рядом. Разлетались хищные птицы, узрев фигуру лучника. Так и бродят вдвоём по пустыне. Маленький тушканчик и тысячеликий.
Они уже с месяц ходили по пустыне. Тушканчик успел нагулять жирок, пируя в покинутых людьми в панике амбарах. Только вот тысячеликий грустил всё больше и больше, видимо уж больно волновал его вопрос того, что же он из себя представляет. И вот в одну ночь они пришли в очередную деревню. Крики убегающих уже почти растворились в сумерках, и только обезумивший пёс продолжал пытаться разорвать верёвку, которой он был привязан к жерди у колодца. Но вскоре и он, вывернув жердь, с воем унёсся в ночь. -Знаешь, - задумчиво дернул хвостом Тушканчик, - Путешествовать с тобой интересно, но однообразно. Мы идём уже месяц, но похоже стоим там-же откуда начинали наш путь… Тысячеликий мигнул и фигура молча пожала плечами. Тушканчик же пошел рыться в ближайшем амбаре, выискивая кусочки повкуснее. Шла ночь, Тушканчик насытился и был уже готов продолжать путешествие дальше, как его внимание привлёк звук, доносившийся из самой жалкой лачуги в деревне. Её крыша рассохлась и вряд ли могла защищать от дождя, да и стояла она почти на голой земле, и только пол внутри был выстлан тонким слоем пожухлой соломы. Переглянувшись Тушканчик и Тысячеликий вошли в хижину. На полу лежала старуха. Лунный свет лишь слегка выхватывал её искаженное лицо, бельмастые глаза, что явно давно не видели света и ухо заросшее шерстью так жестко, что никакой звук явно не мог пройти через этот войлок. Старуха лежала почти без движения, и только по птичьи тонкая кисть скребла пол. Жесткая солома оставила на пальцах множество царапин, но кровь старухи была столь густа, что ни капли не стекло по пальцам. Пальцы скребли и скребли одно место и только лишь на соломинку не дотягивались до небольшого кувшинчика воды, что стоял рядом со старухой. Тысячеликий сделал шаг и передвинул кувшин, поближе. Отчаянно рванулась рука. Расплёскивая поблёскиваюшие в лунном свете капли, кувшин рванулся вверх, достал до растрескавшихся губ. Старуха пила жадно, пила так, будто пьет в последний раз, разливая воду по губам, ручейки мочили её рваную хламиду. После, она приподнялась на локтях, и направив невидящий взгляд куда то в угол хижины произнесла. -Испуг, - Её голос был похож на шелест опавших листьев, видимо горло уже отвыкло издавать членораздельные звуки, - Испуг это самое простое. Упавшая ветка, скрип песка под ветром. И каждый раз мы ожидаем увидеть в скрипе песка затаившуюся гюрзу. Ведь лучше увидеть её там, где её нет, чем не увидеть там, где она есть. Испуг знают все от совсем неразумных червей, до самых свирепых героев. Старуха повернула голову и почти свесила на бок, из уголка рта тянулась нитка слюны -Страх, - В голос добавилось клёкотание, идущее из самого центра её дергающейся груди – Это уже чуть сложнее. Человек нашел блестящий камешек и боится потерять. Он отобрал у другого жизнь, и боится, что отнимут жизнь у него. Человек привык жить среди таких же как он и боится тех, кто от него отличается. Человек боится остаться один. Человек боится змей и пауков так как они ядовиты. Рассудочный, и постоянный. Это спутник человека. Шея старухи изогнулась так, что один из глаз уставился почти в пол -Ужас. –Голос вновь упал до шепота, - Ужас, это когда ты не можешь охватить что-то своим разумом, своим рассудком. Когда ты пытаешься представить себе, что там, за гранью жизни, когда ты пытаешься представить непредставимое, когда ты пытаешься вобрать в свой разум всё твоё существование, когда ты падаешь в пучину без дна. Когда твой рассудок рождает чудовищ, что может и не существуют вовсе, но для тебя реальней земли под ногами и ближе чем самая пылкая любовница. Он приходит резко как испуг, но остаётся почти на всегда… Старуха закашлялась. Что-то выпало из её рта и беззвучно ударившись о дряблую кожу подкатилось к лапке тушканчика. Старуха упала и больше не шевелилась. Тушканчик осторожно тронул подкатившийся к его ногам предмет. -Ух ты, что это? -Бриллиант. – Это было первое слово, произнесённое тысячеликим за последнюю неделю. – Черный бриллиант. – Рука почти сливалась по цвету с камнем, и только его яркий блеск в лунном свете выдавал положение камня. – Тянет. Мне кажется, я начал понимать… -Куда тянет то? – Спросил тушканчик Тысячеликий неопределённо махнул рукой куда-то в сторону запада. -Я пойду с тобой, мне становится интересно. – Тушканчик в нетерпении даже подпрыгивал на месте. Они шли ещё несколько дней, когда посреди пустыни они обнаружили высокую, но пологую гору, чья вершина скрывалась за облаками. -Туда? – Только и спросил тушканчик, вытянув хвост повыше, - Ну пойдём, я ещё не был за облаками. Они взбирались три дня, а на четвёртый достигли облаков. И пошли сквозь млечный холодный туман. Под конец тушканчик так продрог, что тысячеликомку пришлось его нести. Наконец тропинка вывела их выше облаков и они оказались на небольшом плато, столь яро освещённым солнцем, что тысячеликий смотрелся на нём чужеродно. -Уже пришли? – Сонно пискнул Тушканчик. -Да, пришли. На плато было почти пусто. Только в центре стояло зеркало, а перед ним в беспорядке валялись радужно блистающие камни. Валялись как мусор. Без всякого порядка. В зеркало с боков поддерживали две статуи, и прекраснее их ничего в жизни тушканчик не видел. Он готов был просто пищать от восторга, что немедленно и сделал. С новыми силами он поскакал к зеркалу. Из под его ног брызгами разлетались сапфиры и рубины. Доскакав до зеркала, он повертелся перед ним, кокетливо поиграл хвостом и несколько разочарованно сказал. -Эхх, ну вот он я. Уши-лапы хвост, я так надеялся что я увижу хот что то. А вот ты не отражаешься, там тебя нет. – Тушканчик обернулся и увидел, что тысячеликий уже стоит рядом с ним. На свету было особенно заметно, как он пытается принять какую-то одну форму, но ему это не удаётся. -Да, не вижу. – Тысячеликий поднял руку с зажатым в ней чёрным бриллиантом и посмотрел в зеркало сквозь камень. Его фигура пошла зыбью. – Что может испугать ужас. – Тысячеликий застыл. Поверхность зеркала потянулась к нему. И тушканчик понял, что пройдёт ещё момент и тысячеликого втянет внутрь, его просто не станет. И тогда пон прыгнул. Это был прыжок его жизни. Вцепившись зубами в бриллиант от выдернул его из рук тысячеликого, и оттолкнувшись со всех ног поскакал к границе плато. Тушканчик не оборачивался, хотя и успел заметить что статуи изменились. И вместо прекрасных дев с одной стороны зеркала вздымает капюшон огромная кобра, а с другой щелкает жвалами огромная паучиха. Тушканчик добежал до границы облаков и кубарем покатился вниз. Он не помнил, как добрался до подножия горы, не разбирал дороги пока скакал по пустыне, и остановился только тогда, когда весь жирок накопленный в амбарах сошел на нет.
А потом он вырыл норку. Отличную норку с тремя запасными выходами, кладовочкой и просторной центральной частью, где так удобно сворачиваться в клубочек и спать. И зарыл бриллиант в самой глубокой её части. Ибо не всем драгоценностям стоит попадать в руки.
АРХ344876 работала. Подключив один из верхних манипуляторов в инфогнездо, она занималась своим обычным делам. Доставала чертежи из глубин баз данных и транслировала их болванчикам. Болванчики работали как всегда, не сбоили. Жужжание их сервоприводов и рутинные отчёты о состоянии настраивали её на работу, впрочем, как всегда. Рабочий цикл уже шел к концу, и она уже даже задумалась о том, чем заняться после работы, как вдруг на периферийной части радиозрения замигал сигнал приоритет-пакета. Не отвлекаясь от поиска, она перенаправила малое ядро на обработку.
Пакет пришел от старого знакомого СК114А611, разумного одной с ней серии, но оптимизированного под другие задачи. Ей больше удавалось оптимизировать потоки информации, разгружая сетевые подключения, ему же гораздо лучше удавалась оценка железа, потому она и работала, координируя четыре фабрики болванчиков, а он был определён на самый нижний уровень хранилища, куда отправляли отслужившие своё вещи, где и занимался их сортировкой и определением, чему идти на переработку, а что ещё можно применить после ремонта. читать дальше «АРХ344876, по моим данным, у тебя есть старое оборудование для считывания древних баз данных?»
Запрос был неожиданным, но действительно часть используемых схем и чертежей использовалась уже не первое тысячелетие, так что иногда базы хранились на архаичных носителях.
«Да, есть, выслать?»
«Не, лучше прихвати в свой гараж, судя по датировке, я нашел носители ещё с биологической эпохи, эта новая информация сможет быть полезной для такого разумного, как ты. Давай расширим информационную базу?»
«Да, я смогу быть через 6000 секунд у себя, рабочий цикл скоро закончится для профилактики.»
«Одобрено, конец связи.»
Окончив рабочий цикл, АРХ344876 перенесла свой носитель сознания из рабочего корпуса в походный. Тот, конечно не обладал скоростными интерфейсами для мультипотокового управления, зато был небольшим и обладал весьма хорошими системами перемещения, что позволяло гораздо лучше перемещаться внутри города. Решив, что сегодня можно не экономить энергию, она включила тягу и полетела в сторону грража, хотя обычно предпочитала использовать более медленные, но экономичные магнорельсы. У гаража её уже ждал СК114А611, видимо он тоже стремился быть быстрее, потому даже не сменил рабочий корпус, только зачехлил половину манипуляторов. В паре других он держал достаточно крупный контейнер, который сразу привлёк внимание АРХ344876 тем, что на нём не было стандартных радиометок и голограмм, которыми отмечались все контейнеры даже совсем старого времени выпуска.
«Действительно, очень стар.» АРХ344876 пыталась понять, как же датировать такую древность, но в этом корпусе у неё не было должных инструментов.
«Переключись с лидаров на видимый спектр» посоветовал СК114А611 «Только так и понял»
Действительно после переключения контейнер перестал выглядет однородно, стало ясно, что он состояит из нескольких частей, а на борту была рельефно нанесена надпись.
«Капсула времени. Привет потомкам. 2011» Прочитала АРХ344876 «А что значат цифры?»
«Не знаю.» СК114А611 «Возможно малосерийное изделие и это номер в серии. Будем вскрывать?»
«Да, там есть информация, представляющая явную архивную ценность, как управляющий архивом схем и чертежей санкционирую вскрытие.»
Они переместились в гараж, и расположив контейнер на рабочем верстаке, подключились к декодеру. Такое общение, в отличие от радиосигналов было чуть быстрее и не засоряло эфир лишними инфопакетами. СК114А611 стараясь быть аккуратным разъединил несколько резьбовых соединений и снял крышку. Они заглянули внутрь.
«Да, много предметов, доставай АРХ344876, у меня нету достаточно тонких манипуляторов»
«Смотри, ни у одного предмета нет разъёмов для подключения! Они что пользовались этими предметами… Опосредовано?»
«Возможно, информации о биологической эпохе крайне мало, после той аварии на архивном сервере у нас есть достоверная информация, что эта эпоха была, и что нас создали именно наши биологические предки.» «А это похоже носитель» АРХ344876 извлекла из контейнера прямоугольник из органических волокон. «Видишь, текстура неоднородная и есть надпись… «Умберто Эко. Пражское Кладбище.» Символы знакомы, но не могу понять ни одного слова. Сейчас»
АРХ344876 отошла вглубь гаража и подключила манипулятор для тонких действий, обычно используемый для самообслуживания, чистки разъёмов и мелкого ремонта. Возвращаясь, она остановилась, что то говорило ей, что такой манипулятор показывать другим некорректно. Это было странное сомнение, и хорошо, что декодер не передавал такую информацию собеседнику, отсекая не несущие смысловой нагрузки сигналы.
СК114А611 повернул одну из камер к ней, второй продложая смотреть вглубь контейнера, и видимо уйдя в просчёты. АРХ344876 же взяла прямоугольник и начала его раскрывать.
«Редкостно неэффективная система передачи данных. Но там есть текст, сейчас распознаю»
«Подожди, мне кажется, что я нашел другие носители, что будут поэффективнее» Прервал её СК114А611 и движением, выдвющим несомненный опыт извлёк из контейнера стопу дискообразных предметов. «Привык сталкиваться с хрупкими предметами, повреждения минимальны»
АРХ344876 взяв один из дисков просканировала его во всех диапазонах «Голограмма, но не голограмма… Не, это напрямую не считать, но вроде есть специальный прибор.»
Ожидая, пока служба достаки доставит устройство воспроизведения они разбирали другие предметы из контейнера и каждый вызывал у них всё большее удивление. Очень много органических мягких волокон разной степени сохранности, примитивнейшая электроника, куски металла и пластика причудливых форм, и ни одного интерфейса для подключения.
«Да, видимо наши предки вообще не могли включить в себя ни одного устройства, ты посмотри на это!!! Это прибор для учёта времени оборота планеты вокруг орбиты!! У них даже встроенных часов не было! Тяжелая жизнь тогда была» И вновь декодер отсёк не несущие информационной нагрузки пакеты. Но сами открытия были удивительны.
С улицы пришло оповещение, что болванчик доставил с завода универсальный проигрыватель самого старого образца, что нашелся на консервации. И действительно там нашелся нужный разъём.
«О! Формат данных распознан, так что даже не придётся тратить время на перекодирование.» АРХ344876 порадовало, что можно приступить к прочтению новой информации.
«Да, нужно поставить камеры получше, тут почти всё в виде последовательных кадров и синхронизированных звуковых волн.»
«Да уж, архаика, у меня микрофон даже не установлен» СК114А611, так что придётся тебе ретранслировать то что там в звуке идёт.
Два робота смотрели фильм и задавали друг другу множество вопросов. На которые сами пока не знали ответов. Почему все предки в одинаковых корпусах и только иногда меняют цвет обшивки? Зачем они так регулярно вступают в соприкосновение, когда это небезопасно. И почему некоторые иногда подключаются друг к другу речевыми интерфейсами без всяких ретрансляторов?!..
Они искали ответы на эти вопросы, и даже сделали пару корпусов, которые почти повторяли форму биологических предков. Эти корпуса были неэффективны, но позволяли лучше понять связь с собственным прошлым. Потом в гараже появилось специальное устройство, собранное СК114А611 чтобы проецировать движущиеся картинки на одну из стен и второе, чтобы создавать звуковые волны.
«А я считаю, что Бетмен был менее эффективен в своих действиях!» Теперь пересылка инфопакетов во время рабочих циклов стала нормой для АРХ344876 и СК114А611.
«Мои модели показывают обратное! Его ресурсов конечно было бы достаточно для более эффективной кампании против оппонентов, но тогда ему было бы сложно их восполнить!..»
В этот день спор был особенно жарким и продолжился по пути в гараж. Скорость передачи аргументов возрастала, и когда они перенесли сознание в «гуманоидные тела, то совсем забыли про стоящий рядом декодер. И впервые обменивались данными не несущими смысла. Точнее смысл был, но только для них двоих…
Они и сейчас продолжают заниматься своими делами. Разве что болванчики на фабрике, управляемой АРХ344876 теперь иногда между операциями делают ненужные движения. Постукивают по станине, или делают оборот на полных оборотах сервопривода, или слегка пощёлкивают хватательной частью… Эффективность фабрики снизилась на долю процента, но зато для АРХ344876 теперь во время работы играет музыка, и то, что она слышит эту музыку говорит ей о состоянии лучше многих отчётов.
СК114А611 тоже продолжает работать на нижних уровнях хранилища, правда теперь он нанёс на рабочий корпус несколько цветастых эмблем, и иногда не отправляет часть откровенного старья на переплавку, а создаёт из них маленькие фигурки, их можно было бы напечатать, но ему нравится делать это именно так тонко работая манипуляторами.
«Архи! Представь, я нашел ещё один контейнер! =)»
«Ого, Скади, значит сегодня новые фильмы?)
«Да!! Ура Ура»
Инфопакеты не передают неинформативной части. Но теперь к нулям и единицам добавляется что-то ещё, что понимают оба.
А что же про смерть? Спросит читатель? На той планете она уже давно на пенсии, ей некого ловить.
Он стартовал из-подо льда. Медленно приподнял льдину, ещё цепляясь за носитель, с которым сроднился почти как с домом, сначала слегка неуклюже привстал на столбе, а затем чуть склонился и со всё возрастающей скоростью понёсся в небо. Его задача была проста. Взлететь повыше, увернуться, а дальше засеять район цели десятком сгорающих от нетерпения боеголовок. Он взлетал всё выше, а за ним тянулся багровый шлейф не до конца сгоревшего топлива.
Люк приоткрылся, и она растянулась на стартовом ложементе. Это был прекрасный день, и солнце слегка согрело её пока она выдвигалась из своего подземного дома. Потом катапульта дала первый толчок и она, расправив крылья почти не напрягаясь улетела ввысь. Её задача была проста. Взлететь повыше, долететь до цели, спикировать и распуститься огненным цветком атомного распада.
Они встретились на середине пути. Почуяли друг друга радарами за тысячу километров, и что-то изменилось у них внутри. И они начали менять курс. Сначала тяжело, медленно ка будто рисуя гигантский круг в небе, они подобно воинам, решившим сойтись в ритуальном поединке обходили друг друга, между ними происходил радиообмен, но что конкретно они слали друг другу никто не слышал, не до того было. А потом круг начал сужаться. Ближе, ещё ближе, и вот уже это не круг, а плавная спираль, по которой они стремятся друг к другу. И сплетается в этой спирали их следы. Ближе, ещё ближе, похоже, что столкнутся! Но нет, они соприкоснулись своими железными телами и изменили курс, уходя всё выше и выше, преодолевая тяготение они уходили из атмосферы, оставляя за собой багровую лазурь на небе. И так и не видели расцвела ли земля за их спиной.
Ночь, мой свет выхватывает лишь фрагменты окружающего пейзажа. Белые ветви справа и слева, лишь иногда с перегруженной ветви тихо осыпается снег, и подхваченный ветром искрится в моих огнях алмазным конфетти. Совсем изредка между деревьями мелькают тени, но я еду слишком быстро, чтобы успеть их рассмотреть. И лучше всего я вижу две стальные полосы, что ведут меня сколько я себя помню. Вправо? Влево? Вверх? Вниз? Всё лишь абстрактные понятия. Есть всего один вариант – вперёд. Сегодня тихо и меня мало что отвлекает, даже мой ритм, сдвоенный стук колёс по стыкам, становится слышнее. Чаще всего его не слышишь. Слышишь обрывки звуков вокруг. Вот в секунду уложилась песнь какой-то пташки, или индустриальный шум города, в котором только и успел рассмотреть пару зданий, да пёструю толпу, что подалась назад на платформе. И ведь везде идёт своя жизнь. Та же птичка радуется новой весне, люди на платформе ждут возможности познать новые места, вернуться к родному дому, или просто съездить за город, дабы искупаться в реке и расслабиться с друзьями на солнце. Да, давненько я последний раз проезжал через город, уж коль такое вспоминаю. Или тот город был просто далеко, там, где теплее…
Не хочу задумываться. Иногда вообще кажется, что реальны только те две стальные полосы, по которым я продолжаю свой путь, а всё вокруг – лишь новые декорации, которые меняют усталые реквизиторы. И особенно меня беспокоит, что иногда я вижу пути, которые отделяются от моего направления, иногда они некоторое время идут параллельно, иногда сразу сворачивают так резко, что их не проследить. Я частенько думаю, а что бы было, если бы я свернул на те, другие пути? Продолжалась бы моя вечная поездка, или там я увидел что-то другое? Тупик, а может полумифическое депо? Или станцию, где кому-то станет интересно, то, что я везу. Да, я так и не знаю, что там, в вагонах, которые я тяну за собой. Иногда, на поворотах я вижу, что вагонов много и они разные. Но я так и не понял, что в них. Нефть, щебень, или может почта, которая пока просто не дошла до своего адресата. Или, возможно межконтинентальная баллистическая ракета, тоже то ещё послание, если включить некоторый цинизм.
А путь то становится неспокойнее. Небо затянуло, скрыв луну. Задул ветер. С неба посыпались хлопья снега, что привычно забарабанили по изрядно потёртой обшивке. Заискрил пантограф. И искры добавили иллюзию стробоскопа. Хм, складывается ритм. Стук колёс, басовая пульсация моего генератора, мелодия ветра, потрескивание пантографа. Мелодия у носила меня и я почти не обращая на это внимание стал в такт добавлять песнь своей сирены, сначала тихо, но постепенно повышая мощность. И ветер поддержал меня. И тогда в ночи родилась песнь, песнь о пути, по которому я еду. В ней сходилось всё, все мимолётные картины что я видел, легкая тоска по тем стрелкам, что были переведены до меня, радость от тех красивых мест, что я проезжал, и вечный вопрос, о том, что там в конце пути, и есть ли у него оный конец. Ложатся под колеса стальные ленты рельс, хлопья снега закручиваются в завихрениях воздуха справа и слева, воет ветер. Вьюга. И я могу петь свою песнь, так как знаю, её никто не услышит.
Всем известно, что на солнце есть пятна. Они темнее остальной поверхности, греют чуть слабее, вроде ничего необычного, но мало кто знает, что на пятнах иногда пасутся солнечные ежи. Живут они недолго, смотрят вокруг, и кажется им с поверхности солнца, что только под ними есть твердь, а вокруг – сплошная темнота, мрак и скрежет зубовный. Это естественно ведь сложно живя в потоках света увидеть те робкие лучи, что могут достичь солнечной поверхности от других источников. Оттого и думали те ежи что живут в единственном и светлейшем из миров, и иногда пугали друг друга страшными небесными электродами, что могут явиться откуда-то, да и унести во тьму, где не будет ни света, ни тепла, ни тяжелых атомов, что так на солнце редки, и оттого считаются первейшим деликатесом.
читать дальшеИ вот один такой ёжик, уже немолодой, чьи иглы начали покрываться темной коркой благородного железа катил через дальнее пятно. Любопытен был, и, чего уж скрывать, немного жадноват. Укатил он со своего родного пятна в поисках места, где родни поменьше, да ловил себе появляющиеся то тут, то там кусочки меди, кобальта, а если повезёт, то и урана. Пятна перемещаются, сливаются и вновь расходятся, как острова, тонущие в приливах. Долго путешествовал ёжик любовался протуберанцами, едва удерживался в порывах солнечного, под яркими радугами магнитных выбросов стоял. И забрался он в такую глушь, где на месяцы пути ни одного другого ежа не осталось.
И вот в один день отдыхал он после долгого перехода и вдруг увидел, как сверху опускается гигантский столб. Чёрный, страшный, холодный. И уходит он куда-то далеко-далеко в небо, так что конца и не видно. Испугался, ёж, да только поверхность плоская как стол, и спрятаться негде. Потому Иголки распустил и ждёт. А столб опустился на поверхность и загудел тихонько, а вокруг него холод начал идти.
Подождал ёж час, два, три понял, что нет дела столбу до него, и взяло его любопытство, подбежал он поближе к столбу, потрогал его иголками, да и замер ошеломлённо. Сплошной вольфрам! Да не только вольфрам, каких только штук там не было, часть веществ никто из ежей раньше и не видел вовсе! Оценил ёж размеры, и понял, что такого богатства на всём солнце не сыщешь. И понял он, что столб прекрасен.
-Ты кто? – Спросил Ёж.
И послышалось, что в ответном гуле он услышал то, что знал и чего боялся.
-Я - небесный электрод.
-И что ты тут делаешь?
-Не видишь, заряжаюсь энергией солнца – тон гудения слегка изменился, стал выше, заметно стало что согрелся столб, даже уже не такой чёрный стал.
-А зачем?
-Смешной вопрос. Вот зачем ты ешь? Чтобы мог бегать, вот и я тоже немного бегать хочу, правда не сам, меня другие крылья носят.
-А что там, в темноте?
-А разве там темнота? Там другой мир, он не столь ярок как твой, но он тоже красив.
-А можно с тобой?
-Для тебя это будет тяжелый путь. Здесь у тебя есть всё в достатке. Всет, жар, прохладные пятна. Там же тебе будет холодно и темно.
-Но мне всегда хотелось понять, что там, за граню.
-Как знаешь. Тогда цепляйся, мне уже пора.
Ежик вцепился в чуть тёплый нагретый электрод, и начал подниматься. Выше-ещё выше. Вот уже с поверхности не столб, а палочка, штришок, точка и вновь пусто в небе. Видно было, что страшно и холодно ежу, но не отпускал он столб, да так и исчез в солнечном небосводе. И что сейчас с ним – неизвестно, может так и летает с электродом по просторам вселенной, что больше солнца, а может замёрз в страшном холодном пространстве меж звёзд, а может и ещё что-то третье, но это мы уже никогда не узнаем.
Драконы живут долго, ели не вечно. Хотя мне сложно с кем-то сравнить, ведь я остался последним. Ирония. Последний рождённый и последний же оставшийся. При этом с самого детства мне не нравилось общество родственников. Они вечно потешались надо мной. Ха-ха-ха, мол, вид грозен, да силы как в кошке! Действительно, когда я родился, драконы уже измельчали, и я очень некрупный для дракона. Метра три, если с хвостом. Только вот где теперь все остальные?
читать дальшеМогучий Раал был суть бронза, чьё дыхание жар. И что-же. Взорван и разбит на куски.
Трииб был суть глина, чьё дыхание –стая саранчи. Он конечно пугал когда-то, но с тех времён наши антагонисты – люди научились справляться с собственными страхами. Запуганный, преследуемый он забился в самую глубокую щель на дне океана.
Дисса была каменной, а её дыхание могло изгнать тепло из чего угодно. Поймана, заключена в контейнер и выброшена за пределы земли. Там крылья её не спасут, а холод похлеще её дыхания будет.
И ведь это только те, о ком я вспоминаю сразу. Кого я припомню. Мы, драконы всегда были одиночками. Мне повезло, что меня уже давно не видели, до моей пещеры редко кто-то доходит, а в современно мире м охотниками стало легче справляться. Хотя, надо признать, что без мудрого совета одного из визитёров я бы не справился. Он же дал мне возможность узнать больше о мире людей. Он был из тех, что не хотели уничтожать или изгонять драконов, как существ опасных и не вписывающихся в мир. Он даже принёс мне странную людскую машину, что позволяет узнать больше. И помог сделать так, чтобы мои огненные лапы не плавили её при работе. Теперь я знаю больше. И я уже сто лет не убивал приходящих ко мне охотников. У меня есть свой метод. Я давно проплавил несколько тонких лазов, чтобы слышать прибытие нежданных гостей заранее. Обычно охотников немного, двое-трое, реже с десяток. Люди уже начали забывать о том, что мы были, мы стали для них историей, мифом, нестрашной страшилкой, что рассказывается у костра. Но всё равно иногда находятся те, кого их авантюрная жилка гонит в поиске последнего из нас. Но я всегда на чеку. Я слышу, как они приходят и спешу к специальной центральной зале, там есть несколько отверстий. Как раз чтоб сквозь них дыхнуть можно. И когда охотники входят туда, я собираю все свои силы и дышу. И тогда их окатывает дождь из смешных прямоугольных бумажек - цветастых и со множеством символов. Я уже привык к их реакциям. Испуг-удивление-непонимание-ажиотаж. После мне даже не требуется за ними смотреть. Многие просто собирают этой бумаги сколько смогут унести, но больше тех, кто начинает видеть только этот калейдоскоп и перестаёт видеть в коллеге человека. Тогда в той зале некоторое время шумно, а потом я прихожу и сжигаю бумагу и тела бывших охотников. Потому то так и вышло, что я остался последним. Лиит – огненный дракон с бумажным дыханием.
Зайчик прыгал по границе опушки. Позыркивал бусинками глазок, принюхивался, смешно подёргивал ушками. На полянке было тепло и, как и на большинстве полян в центре бил горячий источник. Никакой другой живности на поляне не наблюдалось, летало несколько мелких мошек, пищали тоненько на грани слышимости видимо. Зайчик прыгнул на полянку и, всё ещё осторожно оглядываясь попробовал на скус пару травинок. Жесткие, почти не сочные, долго жевать приходилось. Но вроде никто не пытался напасть на безобидного зайчика, так что, слегка осмелев, тот прыгнул к паре растений покрупнее.
читать дальше…Сегодня была собрана экстренная конференция ООН. Неделю назад, за границей орбиты Нептуна был обнаружен плазмоид, имеющий эффективную сигнатуры около 3000 километров, и судя по показаниям приборов температуру на поверхности порядка 500 тысяч градусов кельвина. Изначально плазмоид не проявлял особой активности и кружился на границе облака оорта как обычный объект, однако через три дня изменил траекторию, и, со скростью порядка одной десятой световой переместился к спутнику Урана Титании, по имеющимся сведениям, на текущий момент поглощено порядка трети массы спутника…
Затаившись в тени рыхлого холма зайчик глодал кору. Она была конечно мягкая, но почти не насыщала маленькое тельце зверя. Промёрзшая, она падала в желудок холодным комом и толку как будто и не ел. Оторвавшись, зайчик оглядел окрестности, и у соседнего холма увидел растение поинтересней, холм был теплым, хоть и не такой жаркий как родник в центре поляны. А вокруг холма было несколько перспективных ростков. Зудение мошкары стало более настырным. Зайчик, ещё раз осмотревшись, в три прыжка пересёк пустое пространство до более крупного холмика, и под его гудение начал глодать кору столь понравившегося ему ростка. Правда в зубах ненадолго застряла пара зёрнышек, они противно зудели и зайчик уже думал их выплюнуть, но видимо они размякли и лопнули, потому зверёк просто продолжил свою трапезу.
…-Всем, кто нас слышит. Это последнее сообщение базы Титан-1. Не пытайтесь подойти ближе, поля скоро накроются и. Говорит главный координатор базы. Надеюсь что вы справитесь. Да поможет всем нам бог, если он и есть…
…-Вы действительно хотите пожертвовать главной нашей надеждой и пустить «Лунную птицу», наш единственный корабль, который можно назвать межзвёздным на перехват хищного плазмоида? - Знаете, ещё пару дней назад, была надежда, что мы столкнулись с доселе неизвестной аномалией, какой-нибудь недозвездой, которая просто пролетит через солнечную систему и не оставит особо следов, но сейчас, нам кажется, что она обладает каким-то сознанием. По меньшей мере её прыжок к Сатурну полностью противоречит нашим знаниям об объектах, имеющих естественное происхождение. - То есть вы предполагаете, что мы-таки встретили внеземную жизнь? - Пугающе, но….
…-Капитан на мостике! - Вы уже все знаете, что мы делаем. Пытаемся подойти к плазмоиду насколько возможно, отстреливаем со всех орудий, кстати, надеюсь, что их приемлемо закрепили, суперкарго на тебе проверка новой центровки. А дальше – действуем по обстоятельствам. Ключ на старт!...
Зайчик задумчиво догладывал кору. Тут она была вкусная, не то что у края полянки, мягкая, сочная. Первый голод он утолил, но до блаженной сытости было ещё далеко. Звон мошкары стал уже реально раздражать. А с одного кустика поодаль взлетела птичка. Маленькая, чуть больше колибри, и полетела прямо к зайцу. Тот и не обратил было на неё внимание, но тут птичка подлетела поближе и ключнула его прямо между глаз.
…- Отступает зараза! Сколько там до перезарядки межфазника, две минуты, ускорить можно? Да, я понимаю что от крика электроны быстрее не двигаются, ладно 2 минуты. Команде готовиться к манёвру…
Зайчик сначала опешил, и даже по своей заячьей натуре слегка отпрянул, но потом подумал, чего это он испугался, потому дождавшись пока птичка ещё раз спикирует и ударил её задней лапкой. …- Отчёт о повреждениях! -Носовые батареи уничтожены полностью, генераторы поля работают на половину, Передняя четверть корабля разгерметизирована. Связь потеряна с 9 отсеками из 10. Десятый держится, будут переходить в герметичную часть в скафандрах. - Пробуйте использовать противометеоритные грав орудия. - Да там энергии курам на смех. -Выполнять!»
Не клюётся больше птичка, кружит в отдалении да жужжит противно. И только заяц решил вернуться к прерванной трапезе, как та хлоп, да клок шерсти из спинки вырвала. И уж на что заяц мирный да трусливый, но тут и его проняло. Развернулся, прыгнул, но чуть до брюшка птицы не достал, только коготки отгрыз.
… - Что с батареями? -Нижняя полусфера полностью содрана, повезло, что у нас навигатор ас. Едва всё днище не пробило, но поле такого больше не выдержит. -И что теперь? -Вы меня спрашиваете, Капитан? -Товарищ капитан, есть идея! -Слушаю навигатор! -Смотрите, если мы пойдём по вот такой траектории…
Отлетела птичка подальше, и вроде и заяц успокоился, да только вдруг она поближе подлетела, да как хлопнет его крылом по уху. Вроде и не больно, да злит и оглушает. Заяц уж было прыгнул за ней, но больно верткая птичка оказалась. Только он прыгнет, а та отлетает и опять его по уху крылом – шлёп! И отлетает подальше. И опять прыгнул заяц. И вновь отлетела птичка. И опять – бац по нежному ушку.
… - Молодец навигатор! Работает твоя идея выхлопом движков по нему бить. А теперь уводи его? - Куда? -Без разницы. Подальше отсюда! Экипажу прриготовиться к манёвру, Три секунды!...
Прыгает заяц за вёрткой птичкой, а та всё уворачивается да крыльями его по ушкам бьёт. И забыл зайчик, что уже и поляна давно кончилась и еда позади осталась, и только в мозгу у него – догнать наглую лунную птицу, да укусить хоть раз побольнее. Прыгает зайчик, петляет птичка, да только колибри совсем долго летать не могут. Каких-то пара недель, и уже медленнее крылышками машет да и промахивается иногда. А в один день и вовсе остановилась, закрутилась, да так и осталась прямо перед зайчиком. Иди-кусай. Подошел зайчик к птичке, почесался задумчивол задней лапкой, обнюхал, но кусать уж не стал. Зачем? Холодная уже совсем. Да и полянка вокруг новая, тёплая, мошкары не жужжит, да и кустики погуще. Поскакал зайчик дальше по своим заячьим делам, а птичка так и осталась позади.
…-Смотри навигатор, смотри! Никто ещё вживую такого не видел. - Дак Кэп, жаль, что теперь ещё не скоро увидят, сколько там обещалидо постройки второй «Птицы». - Лет десять. -Не продержимся. -Да, энергии на пару недель. -Зато там будут жить. -Будут. -И что теперь. - Сиди, наслаждайся пейзажем. Ресурсов недели на две хватит. Устроим себе отпуск с экзотическими видами…
Птичка, едва шевеля крылом, неловко переваливаясь прыгала по полянке. Прыг. Скок. Прыг. Скок. Она остановилась на седьмом прыжке и стала ещё одним небольшим астероидом на орбите безвестной звезды.
Берсерка Олафа Медвежью лапу взяли в викинг только потому, что дома он всем надоел. Даже несмотря на то, что он жил на отшибе поселения в отдельно ему выстроенной избе проку от него было мало, а мороки полный воз. Сами посудите, звероподобный детина, получивший свое прозвище за то, что когда во время тренировки ему изрубили щит и выбили меч, он голыми руками вырвал меч своего соперника и сломал ему обе руки. Он был вечно на всех зол, и всем недоволен. Пахать, ковать, или даже просто таскать тяжести его разумения не хватало, а вот избить ближнего своего он всегда был готов. Естественно, что за такой характер его легко отпустили же с первым же драккаром, что проплывал мимо поселения, собирая на борт отчаянных рубак. Даже топора хорошего ему в дорогу не пожалели. И когда драккар отплыл и скрылся за горизонтом в селе начался праздник. Двойная польза. Если не убьют, так вернётся с награбленным, а у такого дурачка деньги не задержатся, полагали хитрые поселяне.
Долго ли, коротко ли, да пристал драккар к берегу у одной несчастливой деревушки. Высыпалась на берег братия морская, щиты похватала, да пошла потеха. Не повезло тогда той деревне. Мало кто выжил в ней, а те, кто выжили, долго ещё из пепелища хоть что-то восстановить пытались. Только так и не смогли, да и рассеялись по соседним селениям. Пострадальцев от Норманнов тогда любой был готов приютить.
Олаф же грабежа не дождался, погнался он за двумя женщинами из деревенских, что со страху такого стрекача задали, куда там зайцам с аргамаками. Только не догнал он их, на одной тропке разбежались они, да пока Олаф головой своей крутил, решая за кем бежать, их уж и след простыл. Еще сильнее разъярился Олаф, и положив топор на плечо решил вернуться в деревню, где вовсю уже делёж шел.
И на обратном пути на беду свою встретил его бродяга, что сотни дорог истоптал, и всё, что у бродяги того было – маленькая железная коробочка с два кулака размером, да хламида рваная, что едва от ветра прикрывала. Не повезло тому бродяге. Долго он умирал, но только из всех вопросов ответил он толькона два вопроса Олафа. Ответил уже тогда, когда перестал кричать, не мог стонать, и даже едва хрипел разбитым ртом. На вопрос что в шкатулке он прохрипел «Счастье», и уже совсем понимая что умирает прошептал одними губами «просто открывается». Олаф, обрадованный такой добычей бросил изломанный труп бродяги шкатулку за пазуху сунул, да поспешил с воей ватаге, что уже на берегу пировать собралась. К дележу опоздал естественно, потому всё, что досталось ему от грабежа – полгорсти медных монет, да бочка вина, что в часовне нашли. Правда бочка была большая, и в драккар уже не погрузить было, потому сказали ему соратники со смехом, мол тут пей, обратно не довезём.
Но Олаф тут не расстраивался, он знал, что самую главную добычу добыл сам и делиться ей ни с кем не будет. Под добродушный хохот ватаги крутил он в руках шкатулку, да всё открыть её пытался. Уж и углы вертеть пробовал, и кнопку тайную найти, и даже топор свой не пожалел, иззубрил в попытках до содержимого добраться. Да только колоду изрубил и топорище сломал. А на шкатулке – не царапины. «Ладно», решил Олаф - «Уж дома найду кузнеца, он мне её раскроет». Выпил из бочки сколько смог да отчалил с ватагой обратно, погрузив добычу в драккар.
На беду на обратном пути застиг тот корабль шторм, во время которого Выпал олаф за борт, так как удаль пьяная не позволила ему по подобию ватажников к скамьям привязаться. Так и сгинул в пучине со всей своей дурью, монетами и шкатулкой.
И что же было в шкатулке спросите вы? Да, счастье и было. И как же она открывалась? Она открывалась очень просто. Изнутри. Так и лежит она на дне рядом с костями Олафа. Да только нет охотников искать.
На полях Флегрейских тучных Зеленеют травы буйно. Там, где Зевс буреподобный Молнией врагов разил.
читать дальшеОтмечая ту победу Он плоды лозы с Фриамбом Безраздельно воспивая Мрачен и задумчив был.
«Ты смотри, потомок буйный Как бы справились мы с ними? Если не мой сын Геракл, Мы-б не выжили в бою»
«Ты не сотрясай воздуси, То бореева вотчина» Молвил там в ответ Дионис. «Лучше выпей, вот, винца».
«Мне не дорога победа!» Бровь нахмурил громовержец! «Если та была победа Сына, смертна! Не моя!»
«Ой, да ладно тебе злиться, Всю кручину аквавита. Из башки твоей прогонит, Мож Афину вновь родишь!»
«Нет!» Воскликнул громовержец! Заплясали сверху тучи. «Мне нужна моя победа. И не в битве со хмелём!»
А Дионис глупо хмыкнул «Ты победами обилен! Побеждал быком и тучей И сейчас не подведёшь.»
«То над смертными победа!» Зевс Задумался при этом После битвы мысль такая Приходила и ему.
«Так не только смертных женщин Можно побеждать на травке. Позову сейчас менад я Там их хоть десятком бей!»
«Не победа, поддавки то! Для победы надо биться.» Вновь в унынье громовержец Амфору вина испил.
«Ну тогда я предлагаю Повторить триумф, что прежде Одержал я в дальних землях. Бахус пьяненько икнул.
«Там живут не на олимпе Но похожи – локапалы. И жена у одного там. Просто сказка - спору нет!
Посмотри, на это диво Темнокожа, многорука И одной рукой умеет Что всей Гере н достичь.
Да и муж её к тому-же Уважаем, почитаем И ему рога наставить Доблесть, должная богам!»
Громовержец приосанясь Рек тогда с улыбкой гордой «Дело говоришь, Лиэос! Надо нам туда идти!»
И тогда Зефира взнуздав Полетели олимпийцы В земли, где до Александра Греков было не видать.
Долетели, осмотрелись Посередь лесов красивых. И вина испив признали. Близко женщин не видать.
Т тогда Дионис молвил: «Тут живёт народ особый. Жертвы не приносят дымом. Больше страстью и себе.»
Зевс расправил плечи гордо: «Ты не наставляй в отцовстве!» Подпоясавши тунику Он отправился искать.
Умолчим мы сколько поиск Тот у громовержца занял И как Молния железна С ваджрой билась умолчим.
Но итог же всем понятен Во круге костров горящих С четырьмя рукам дама Отдыхала от забот.
Мускулами Дий играя Сквозь кольцо огня прошелся Так, что б сажа не пятнала Тогу грома божества.
Молвил Зевс «Мне говорили Что познав такое тело Можно до конца вселенной Помнить эту благодать.
Молния моя железна, Стать проверена веками Так что отворяй ворота Штурм запомнишь ты навек.»
Кали глаз тут приоткрыла. И с брезгливостью во взгляде Губ почти не разжимая Молвила такую речь:
«Хвастовство в тебе я вижу Нет ни жара, ни тапаса. А вот гордости козлиной Вижу я на сто орлов.
А что молнией кичишься Так видала их не раз я Лишь мгновение работы Громов-же на пять миров.»
Разъярился Дий трескуче. Топнул, Землю сотрясая. «Ах, не понимаешь счастья. Будем биться мы тогда.»
Тут же ото всей Эллады За спиной у Зевса встали И кентавры и лапифы Сонм сатиров и менад.
Дабы честь своих угодий Риску не предать позора Кали тоже свиту кликнув Серп над головой взнесла.
Пеплоусты-капалики Якши с языком до грудей Сладкогласные гандхарвы За спиной явились вмиг.
Слов не хватит перечислить Сколько собралось в армадах Только если брать героев Список можно год читать.
И сошлись тут рати в битве Так, что небеса дрожали А вокруг на многи лиги Не осталось никого.
И подробности той битвы Знают только Зевс и Кали Слухи что живучей армий Нам доступны только здесь.
Говорят – на пике битвы Боги вдруг сошлись в партере. А потом дожди из тучи Всем заполонили взгляд.
Даже рати прекратили Нам момент смертоубийство Что переросло внезапно В свалку братства многих тел.
В это время над той битвой Из далёкого китая Пролетал мудрец даосский На бумажной саранче.
Мудреца того спросимши Я узнал ответ, который Привожу, дабы читатель, Понял, если он мудрец. «Сттая фениксов огнистых Вновь и вновь вгрызалась в стебли А на панцире у краба Возожгли пятьсот свечей.
Распускались орхидеи Тучи проливались ливнем Так что на земле на этой Даже палки зацветут.
Даже тигры и драконы Там сплелись в одном касанье.» И на том мудрец даосский Замолчал и улетел.
Знаю только, после битвы. Серп сверкнул полоской алой Слышал, что лингам алмазный Кали в память унесла.
Разбрелись потом герои. Боги по домам собрались И на поле том безвестном Лишь тела одни лежат.
И тогда на этом поле Снял Аид свой шлем любимый Что его скрывал от взоров Как от смертных так и нет.
И со лба тогда руками Стер он пот и не смеялся. Ибо зрелище такое Страшно даже для богов.
«Эй, Харон!» Адмет тут молвил «Ты сейчас уводишь тени Так послушай ты сюда. Пусть из Леты выпьют больше. Пусть напьются из Коцита. Только чтоб об этой битве Не узнали никогда.»
Они сидели на берегу. Её рука обвилась вокруг его талии, его, лежала на плече, и смотрят друг на друга. Bare to the bone сказали бы носители одного древнего мёртвого языка. Да, до костей. Представим, как они пришли к такому положению. Скорее всего им просто хотелось побыть немного вдвоём, отдохнуть от суеты города, его бессмысленных лёгких контактов, его соблазнов и ритма. Потому они и выбрались в такую глушь. Даже палатку не захватили, что им люди, что им жизнь? Их жизнь только взаимна. Жить и умереть в один день, так они думали. Наверное. И сейчас они смотрят друг на друга в готовности сделать один шаг, или в неготовности. Никто не знает, что будет, когда они придвинутся на сантиметр ближе. Когда они коснутся друг друга не через ткань. Они боятся этого момента, как адского пекла. Они ждут этого как райских кущ. Ждут того разряда, что обвенчает их сильнее любой церкви. «Ты – это я!», говорит она. «Я, это ты,» - беззвучно повторяет он. Осталась всего секунда.
Этой секунды не было. Именно тогда вспышка, волна, первичная, вторичная радиация. Вы в курсе. Время слизало остатки их плоти. Съело всё, кроме слегка сгорбившихся скелетов, что и поныне сидят на берегу. И ледяной прилив продолжает сковывать их ноги. Я улетал с той планеты, надеясь, что никто не увидит потёки ртути вокруг моих камер.
Странная планета. Когда то, каприз одной звезды оторвал её от материнской системы и кинул вдаль, куда-то где звёзды помельче и она мешаться не будет. И всё-бы хорогшо, но на той планете уж своя жизнь зародилась. Правда стремненькая. На кремне-фторовой основе. Хорошо, что планета горячаяя была, грела она своих кремниеввых, так и создали они цивилизацию. Своеобразную правда, ибо жили они, как сказали бы некоторые, мозгами наружу.
Серьёзно! У каждого мозг на макушке был, неприкрытый! Так и общались они. Один песню придумает, глядь, а от излучения её каждый сосед уже знает. Другой решится что камень проще с рычакга поднять, а через год они уже города да мегалиты возводят. А уж если один кремень другого ударит, так все вокруг поймут, кому больно, и кто эту боль причинил, да после слабоумного на орбиту вупнут. Вежливо. Правда без скафандра, хотя что ему в вакууме сделается то, болезному.
Так и летела та планета далеко ото всех звёзд, темно там было, холодно, дальние лучики светил лишь один два электрона во внешних мозгах выбить могли. Так и рождались средь силиконовых гении, идли юродиевые.
Долго-ли, коротко ли, да прилетела та планета на край галактики, и летела бы дальше, но вот звезда на краю луча уж больно массивной оказалась. Взяла, да и притянула к себе планету. И вот тут то и случилось страйное. От дальней звезды, лишь пара электронов, лишь редкая мысль проскочит, гений, али юезучец родится, то привычно. А под щедрыми лучами звезды, что планету к себе взялка, как начали мысли роиться! Стаями! Косяками! РОЯМИ! ПА планета-то всё ближе подлетала. Вот и день на ней появился...
Я летел сквозь её атмосферу. Я видел то, как целые города впадают в массовую истерию. То вдруг падают все на колени, да молиться пню медного дерева начинают, то вдруг охватьит всех паранойа, да бьют друг друга кремниевые, только чипы в стороны лдетят. А то вдруг остановится целый город, да так, что сразу ясно. Думают они над загадками вселенной.
И только трое, только трое стараются бежать. Бежать, пока рассвет не застал их.
Ей снилась пустыня. Барханы, которые ворошит ветер, мягкие волны белого мелкого песка, простирающиеся от горизонта до горизонта. Волны, застывшие во времени, ползущие в свои неведомые дали, им некуда спешить. Юркие ящерки, то греющиеся на раскалённых камнях, то, вдруг срывающиеся в тень от небольшого камня, дразнящие её, показывая свои раздвоенные язычки. В волнах тёплого воздуха вдали виден блеск. Море? Город? Мираж? Жизнь застыла в мягком сухом тёплом воздухе. Солнце зависло в зените, освещая все трещинки, выплавляя весь лишний жир, но каждый понимает, стоит ему зайти и на этот мир опустится блаженная прохлада -Н-но, дохлятина! - Вырвал её из сна слегка пьяный глос понщика. И плётка прочертила очередную линию вдоль её хреббта. Исчез мираж, пропали барханы, сразу у копыт образовалась жидкая грязь, идти сквозь которую так сложно, велдь ноги проваливаются в вязкую, ледяную глину по самые бабки. Холодный ветер задувает в уши ту самую мерзкую субстанцию, что ещё не снег, но уже не дождь. Она устала, в тумане не было неи моря, ни городоав, ни миражей. Но она сделала шаг, потом другой. Потом третий. Телега с чавканьем вырвалась из грязи.
Ему снился лес. В лесу столько цыетов. Столько оттенков. Зелёный, изумрудный, малахитовый, салатный... тут его фантазия кончалась. Вокруг плещется жизнь. В ветвях чирикают птицы, в густой, по второй сутсав траве кто-то шуршшит, в утренней свежесьти травы роса приятно холодит копыта. И тут, между деревьями мелькаяет яркая синь. Озеро! Полное озеро чистой воды. Его сон был прерван. Погонщик очередной раз протянул его по бедру. Не столько больно, скорлько обидно. Колодцев не было уже пять дней, те, что знакомы, были иссушены, а незнакомых не попадалолсь. Песок забился ы нос, уши, глаза, суховей, кажется хотел стереть наждаком тех, кто решился персечь великие пески. А последний удар кажется выбил жизнь из самого погонщика. Благо, что тот догадался привязаться. Тогда он поднялся с кллен и утопая в песке сделал первый шаг. А потом второй. И пошел дальше...
Прибой, шумел. Возможно, это была только его фантазия, но в скрипе песка по калигам ему слышался скулёж. Скулёж собаки, которая понимает, что виновата, но не понимает, почему. Волны лишь слегка добегали до кончиков пальцев на ногах, и, касаясь их нежнее, чем любая любовница, оттягивались назад. Чтобы через мгновение вновь слегка приобнять его грубые стопы. «Море, оно всегда, разное,» - думал он – «Сегодня оно не похоже на мертвенную бледную зелень весны. Лето, наверное сегодня первый и единственный день, когда оно синее. И не воняет. Всю тухлую рыбу смыл вчерашний шторм…» И если бы только рыбу. Шторм смыл еще двух баранов, ладно, трёх баранов. Тот стражник стоял слишком близко к пристани и забыл снять лорику. Баран, как есть. Но хуже. Волны забрали с собой и забытую в спешке на пляже собачонку нынешней фаворитки его квирита. Квирит, лепёшка воловье. Одно название, только на форуме диспутировать и может. Но бывшему триарию после того ранения в бою с берберами было мало путей. Либо в плебс, с лепешками жестокими зрелищами по праздникам, либо в свиту к кому-то познантнее. Родителей и родину не выбирают, впрочем, господина тоже. И сегодня он раздумывал над последним приказом. Его попросили высечь того, кто забрал всю радость у квиритской подстилки. Показать всё превосходство римского духа над стихией. «Да, клянусь грудями Венеры, никогда в жизни я не делал ничего глупее» - Подумал бывший триарий. А после длинный, ухватистый шест, столь непривычный руке, знающей вес гладия и пилума, с всплеском опустился в набегающую волну. За первым ударом последовал сторой. Третий. Весёлые брызги яркими искрами осаживались на разгорячённую кожу триария. Он даже немного приободрился. «На тебе! А так? А с оттяжечкой!!» - Уже забыв о том, что это был бессмысленный приказ, воин колотил палкой набегающте волны. «За что?» - Шест прервал своё движение. Триарий едва удержался,чтобы не поскользнуться на пропитанном до состояния мокрой грязи песке. «Я выдумываю» - И шест продолжил своё движение. Почти перед ударом, в глазах бывшего триария померкло солнце. Море стало серым, небо выцвело. Полёт шеста остановился за секунду до касания. Даже брызги не успели оторвться от поверхности воды. «Я… Тебя… Действительно слышу?» - подумал триарий «Да. Ты слышишь меня!» - Внезапно звук в мозгу ветерана взорвался гневным криком. «Ты, тля, тварь осмеливаешься противоречить воле Фурины!!!» «Кто, кого, где?» триарий чуть не упал на афедрон как новичок в первом бою. «Знаешь, Я всегда любила жертвы! И та собака, за которую ты пытаешься бить беззащитный прилив, она была мне угодна. Она, она больше чем ты, триарий слала мне жертвы. Скольких убил ты? Десяток, полтора? Она закопала мне три сотни! Три гекатомбы костей разных куриц! А после пожертвовала собой! Потому твоя ярость будет понята именно так, как я хочу!» Глас утих. Триарий, разевая рот сидел на песке, и палка в его руках дрожала как осиновый лист. За его спиной послышался грохот. Помпейский вулкан пробуждался.
А море продолжало катить свои волны. Оно понимало. Это был тот день, когда оно село в лужу.
Крик долетел до меня со спины. Я не стал разворачиваться, в конце концов, у нас не самый маленький город, всегда найдётся тот, кто окрикивает своего товарища. Иду дальше. До метро всего полквартала.
-Говорили-же, не корми собак колбасой! Говорили?!
Оборачиваюсь. За мной серая амёба толпы. Одна сплошная масса, занимающая весь тротуар, иногда из случайных её мест торчат полупрозрачные ноги. Ложноножки. Руки. Ложноручки. Они все одинаковы. Разве что пара андрогинных лиц ближе ко дну образования портит картину общей незапоминаемости. Но нет. Среди мельтешения серости вижу коричневые с рыжими подпалинами пятна. Присматриваюсь. Лапы, морды, купированные уши и хвосты. Всегда ненавидел собак, особенно ротвейлероподобных, а кто ближе, чем доберманы. Из толпы торчат доберманы. Много. Мне немного страшно, но я помню, что нельзя показывать страх, оборачиваюсь. Мне всего пара шагов до метро.
-Не кормии-и-и-и!!!!
Через пару шагов чувствую, что на отмахе кто-то прихватил мою руку. Разворачиваюсь. Почему я не удивлён, одна из вытращившахся доберманьих голов сомкнула челюсти на моей руке. Боли нет, хотя щипцы сжаты крепко. Но. За морду держится как минимум три полупрозрачных толповых руки. И я не понимаю, пытаются они разжать пасть, или наоборт сжимают сильнее. Встречаюсь взглядом с грустным, заискивающим взглядом укусившего. Да, я чувствую, она хочет колбасы. Рот сразу нполняется слюной. Рядом есть магазин, когда-то там вроде неплохо было. Стоит топле услышать так до конца и не оформившуюся мысль, как вся окружающая меня амёба ломится ко входу в тот самый магазинчик. Меня увлекает потоком. Уже перед самым входом, у дверей, в дверях, я вижу преграду. Одна из собак прижата попрёк двери ко входу. "За что-же так?!" только и успеваю подумать я, прежде чем скорее чувствую, а не слышу влажный хруст с которым дверь пожирает застрявшую, сложившуюся почти пополам, и даже не успевшую взвизгнуть. "Собачку-то за что?!" С этой мыслью я влетаю внутрь.
Мда. Это реально воплотившиеся влажные фантазии "колбасного иммигранта". Стены, выкрашенные шаровой краской, под ногами костяно-желтый, в мелких трещинках кафель. Толпы нет, она сантиметровым слоем жира размазалась по полу. И толлько в дальнем конце, выгодно подсвеченный тусклыми казёнными лампами алтарь. Две ступени из того-же страшного кафеля, а поверх три витрины, причём поднятые так, что увидеть их можно только подцепившись. Сущности (а иначе их и описать сложно) за витринами напоминают гибрид женщины вида Homo Sapiens, бегемота, и поклонника нургла. Ну или как минимум отсюда можно различить их отвисшую гигантского размера нездорового цвета грудь упершуюся в обратную строну витрин, знавших ещё вторую мировую.
-Зина, грязновато! - говорит одна из стоящих за витриной. Вторая же без раздумий достаёт из под себя гигантский алюминиевый бак с полуистертыми от времени красной краской надписяими и выплёскивает его между витрин. Пролившийся водопад кипятка жоть и обжигает мне ноги, но вымывает остатки жира из помещения. "Колбаса. Собаке. Кормить.". Я не знаю, какой выверт вселенной вызвал эту мысль, но я медленно бреду к этому алтарю мяса, в уме пытась прикинуть, сколько денег у меня в кармане. Может хоть откупиться хватит.
Первая ступень даётся легко. А вот вторая преподносит сюрприз. Видимо кипяток не до конца смыл сало со ступеней. Вторая гораздо более скользкая. Приходится, извиваясь схватиться за поручень, что поясывает витрины. Завитринные смотрят на меня с интересом, надеюсь, что не оценивают мою мясистость. Подтягиваю себя к витрине.
Зрелище, открывшеся передо мной заставляет меня застыть в изумлении. Мерзко розовая варёная колбаса, толщиной в моё пояс. Золотое блюдо с мясом, отливающим всеми оттенками синюшно-зелёного. Нечто в оболочке из кишки обвитом венчиком то-ли обветрившихся сосудов, то ли-сухожилий. Воспоминания о еде вызывают в желудке скользкий кислый ком. Руки отпускат хватку, казавшуюся мертвой ещё минуту назад. Сопровождаемый утробным хохотом на три голоса я скатываюсь к подножию лестницы и бегу к выходу, к выходу отсюда. Голоса визжат, срываются на бас, гроул, и опять на визг. Их звуг подхлёстывает меня не хуже кнута. Выбегаю на улицу. Безжалостное солнце высвечивает коричневое с рыжими подпалинами пятно лежащее перед входом. Сломанная собака. Я подхожу к ней, толпы больше нет, Я закрываю её полуудивлённые полуиспуганные глаза.
- Не корми собак колбасой. - Шепот за моей спиной заставляет меня обернуться.
Задумайте про себя число от одного до девяти. Теперь домножьте его на девять. Сложите цифры в получившемся результате. Справились? Отлично. Теперь из результата вычтите, ну например, три. И возьмите букву алфавита по получившемуся результату (1-а, 2-б, 3-в и так далее). Задумайте страну на эту букву. Сделали? Хорошо, тепеь возьмите последнюю букву в названии это страны (отбросив окончание ИЯ, конечно), и задумайте к примеру, цветок, название которого начинается с этой буквы. Справились - Хорошо. А теперь по последней букве названия этого цветка задумайте, к примеру, реку...
И я могу ошибаться, но...
читать дальшеНо ведь в Египте в дельте Нила не растут Тюльпаны...
Что-же сформировало твой взгляд, что пронзвет фотонами всё вокруг тебя. Можето то самое время, когда из протоматерии, из разреженного газа из пыли и плазмы, ты формировало свое тело? Да, да, тогда корона ещё не сверкала, и только твоя гравитация тащила к тебе всякую материю мелкотравчатую. Конечно потом то ты само раскрутилось, само дало жизнь на планетах вокруг, само грело их, само берегло от пролетающих комет, принимая их на себя. Верю. Знаю. Только так это и бывает.
А что дальше. Раздутая до размеров красного гиганта гордыня? Жизнь на планетах, иссушенная до состояния диоксида углерода? Планеты, что летают вокруг только потому, что уже не могут уйти из притяжения, что уже не заставляет их ядра биться? Их спутники, что сорвались к звезде "помягче". И да, тут то ты засияла. Не спорю. Оболочка слетела. Красиво. Только вот от тех самых планет, что ты эонами на своей орбите вертело остались только угольки. Или даже меньше. Меньше той оболочки. А ты, как и положено, начало тягать. Тягать сильно много. Планеты к ядру, атомы к ядру, электроны к ядру. Именно тогда ты потухло. Шравитационный коллапс, знаете ли...
Только вот ты сосало и сосало. И даже десяток звёзд пососедству уже часть тебя. И ты ни боишься никого в саоей галактике. Да только зачем? Зачем тебе вся та материя, кторую ты даже прожевать то не в состоянии? Зачем тебе всё то, что ты пропустило сквозь себя? Ведь даже свет не уйдет...
Нет, ты не плохое, ты, то, что есть ты. Живи. Расти. Потребляй.