Ей снилась пустыня. Барханы, которые ворошит ветер, мягкие волны белого мелкого песка, простирающиеся от горизонта до горизонта. Волны, застывшие во времени, ползущие в свои неведомые дали, им некуда спешить. Юркие ящерки, то греющиеся на раскалённых камнях, то, вдруг срывающиеся в тень от небольшого камня, дразнящие её, показывая свои раздвоенные язычки. В волнах тёплого воздуха вдали виден блеск. Море? Город? Мираж? Жизнь застыла в мягком сухом тёплом воздухе. Солнце зависло в зените, освещая все трещинки, выплавляя весь лишний жир, но каждый понимает, стоит ему зайти и на этот мир опустится блаженная прохлада
-Н-но, дохлятина! - Вырвал её из сна слегка пьяный глос понщика. И плётка прочертила очередную линию вдоль её хреббта. Исчез мираж, пропали барханы, сразу у копыт образовалась жидкая грязь, идти сквозь которую так сложно, велдь ноги проваливаются в вязкую, ледяную глину по самые бабки. Холодный ветер задувает в уши ту самую мерзкую субстанцию, что ещё не снег, но уже не дождь. Она устала, в тумане не было неи моря, ни городоав, ни миражей. Но она сделала шаг, потом другой. Потом третий. Телега с чавканьем вырвалась из грязи.
Ему снился лес. В лесу столько цыетов. Столько оттенков. Зелёный, изумрудный, малахитовый, салатный... тут его фантазия кончалась. Вокруг плещется жизнь. В ветвях чирикают птицы, в густой, по второй сутсав траве кто-то шуршшит, в утренней свежесьти травы роса приятно холодит копыта. И тут, между деревьями мелькаяет яркая синь. Озеро! Полное озеро чистой воды.
Его сон был прерван. Погонщик очередной раз протянул его по бедру. Не столько больно, скорлько обидно. Колодцев не было уже пять дней, те, что знакомы, были иссушены, а незнакомых не попадалолсь. Песок забился ы нос, уши, глаза, суховей, кажется хотел стереть наждаком тех, кто решился персечь великие пески. А последний удар кажется выбил жизнь из самого погонщика. Благо, что тот догадался привязаться. Тогда он поднялся с кллен и утопая в песке сделал первый шаг. А потом второй. И пошел дальше...